10.09.2013 Найти и обезвредить |
 Последние три года Евгения жаждала снова увидеть своего бывшего мужа Вадима, хотя с их развода уже прошло почти десять лет. Жажда эта, правда, походила не на стремление начать все сначала, а на тот зуд, который охватывает спецназовцев при получении команды «Найти и обезвредить!». Впрочем, убивать бывшего в прямом смысле слова она не собиралась (хотя, чего греха таить, и такое грешное желание мелькало): Евгении достаточно было морального расстрела и полной словесной капитуляции. Ей мучительно хотелось наконец-то отыграться, и если не полностью, то хоть частично компенсировать все пережитые по вине Вадима страдания. Начинался их брак очень обыкновенно: познакомились на 4-м курсе в одной компании, начали встречаться, в конце пятого курса поженились, сняли квартиру, прожили год, привыкая и притираясь друг к другу, и уже начали задумываться о ребенке, как вдруг произошло нечто не совсем типичное, точнее, наоборот – из ряда вон выходящее. Вадим изменил ей с Ларисой – лучшей подругой, еще школьных лет, которая долгие годы воспринималась почти как сестра. Причем изменил ужасно глупо, беспричинно, бессмысленно. Евгения поехала к родителям на дачу с утра в субботу, Вадим должен был подъехать туда после обеда – в общем, всего-то и оставила мужа «без присмотра» на пять часов – и на тебе. Около одиннадцати неизвестно зачем заявилась Лариска в открытом сарафане, увидела, что Евгении нет дома – и дальше произошло то, что ни одна из сторон треугольника так впоследствии и не смогла толком объяснить. Ну, то, что Лариса девушка весьма нетяжелого поведения, Евгения всегда знала; но не с мужем же лучшей подруги? И, главное, зачем? Уводить Вадима она не собиралась, сама признала; он ей даже не нравился особо. Правда всплыла только через два месяца, когда подруги крупно поругались, по другому, никак не связанному с личной жизнью поводу, и Лариска, дура, бросила в качестве последнего аргумента: «А я с твоим мужем спала». Действительно дура, прости Господи. Может, потому Евгения и простила ей все, как ни странно. Не сразу, но простила. Но Вадим, человек неглупый? Как он мог? Как он мог согрешить тогда, с Лариской, и как мог сглупить потом, когда, после долгого отрицания (так что Евгения почти ему поверила), вдруг во всем сознался? Зачем он сознался? Ведь доказательств у Лариски не было никаких, и Евгения так не хотела ей верить! Если б он сам не сказал: «Да, было, прости. Сам не знаю, что на меня нашло!» - они б никогда не развелись, и не было бы этих долгих бессонных ночей, бесконечных слез, первых скачков давления (а раньше она и слова «тонометр» не знала), горького чувства унижения, пересудов окружающих, не было бы ее разбитой жизни, ничего бы не было! Лариска через пару месяцев после случившегося уехала на заработки в Италию (не в связи с Евгенией и Вадимом, так вышло), исчезла из их жизни, и следы ее затерялись. Ушел из ее жизни после развода и Вадим, но этот был здесь, в городе, она точно это знала. И не теряла надежды на встречу. Евгения знала, что он женился вторично, но это была информация пятилетней давности. Тогда она мало думала о бывшем муже: отрыдав и отмучившись после развода, она стоила планы некоей новой жизни – и с новым человеком. Но из планов ничего не вышло, и человек растаял в сиреневом тумане. А три года тому, убирая на антресолях, Евгения наткнулась на старые альбомы с фотографиями – еще студенческими – и словно заболела. Отчасти это и впрямь походило на болезнь, точнее, на невроз навязчивых состояний. Умом Евгения прекрасно понимала, что месть запоздала, что ее злоба нелепа – но ничего не могла с собой поделать. Доходило до смешного: ворочаясь в постели перед сном, она представляла себе, например, как выигрывает в лотерею 10 миллионов, ее фотографию публикуют в местной газете, Вадим узнает о выигрыше, находит ее номер и звонит – разумеется, готовый придти… нет, приползти обратно на коленях – и тут-то настает ее бенефис. Все было нелепо: и Вадим сроду не отличался корыстолюбием, и лотерею Евгения считала обманом и никогда не покупала билеты – а вот тешила себя байками за неимением лучшего, благо, развитая фантазия позволяла. Иногда эти фантазии приходили в самый неподходящий момент, как, например, посреди рабочего дня, когда она, пробираясь мимо гаражей по окраинной улице, искала дом №24. Именно здесь, на отшибе, на улице с бодрым названием Строительная, сочли выгодным снять офис новые партнеры их фирмы. Какой-то паренек подсказал ей, что 24-й номер – это серое здание за гаражами, и Евгении ничего не оставалось, как бодро потопать к нему по тропинке через пустырь. И хотя на улицу Строительную ее послал непосредственный начальник, виновным в этой прогулке по пустырю Евгения считала, как обычно, бывшего мужа: если б не они не развелись, фиг бы она работала в этой шарашкиной конторе, а может, вообще не имела потребности работать. Привычный ход мыслей прервало появление большой и грязной черной собаки. Встав посреди тропинки в метрах пяти от Евгении, животное угрожающе залаяло. Евгения тоже остановилась, не зная, как реагировать: встречи с бродячими псами в обычный распорядок ее жизни не входили. Пока она думала, что делать, откуда-то появились еще две собаки, присоединившиеся к первому псу. Хриплый лай небольшой своры звучал настолько агрессивно, что Евгения встревожилась: неужто они собираются ее покусать? - А ну, вон отсюда! Фу! – скомандовала она собакам, но те, вместо того, чтобы убраться, принялись приближаться к ней. - Фу, я сказала! – завопила Евгения, и собаки залаяли еще громче. Женщина невольно попятилась, и черный вожак, учуяв ее страх и растерянность, подобрался, готовясь к прыжку. «Как это глупо, - мелькнуло в голове у Евгении, - быть загрызенной собаками в 33 года и средь бела дня». Но судьба готовила ей другую кончину и не сейчас: не успел черный пес ринуться вперед, как его свалил с ног брошенный кем-то кирпич. Пока Евгения соображала, что происходит, какой-то мужчина, швыряя камни и обломки кирпичей, прогнал бездомных псов, удалившихся с жалобным визгом. - Они вас не покусали? – обратился к ней спаситель, обтряхивая руки, и Евгения замерла, узнав голос. Она подняла глаза: перед ней стоял Вадим, тоже только сейчас узнавший бывшую жену. Вот и встретились. Он немного постарел и заметно полысел, но глаза те же – добрые, хорошие глаза. И обручки на правой руке нет. Ну что ж ты молчишь? Скажи… А что сказать? Как-никак, он ее спас, пусть опасность и была преувеличена. Стало быть, те монологи, которыми она накручивала себя долгими ночами, для такого случая не годятся. Да и все не годится, весь сценарий. Надо найти что-то совершенно другое, какие-то новые слова – ведь и люди совершенно другие. А те безумные метания и страдания навсегда остались в прошлом, которого больше нет. - Испугалась? – по-своему истолковал ее молчание Вадим. – С тобой все хорошо? - Да, - выдавила она, и удивилась, как слабо звучит ее голос. – Откуда ты взялся? - А я тут работаю, - он обернулся и указал на серое одноэтажное здание. - И ты знал, что я приеду? - Нет, конечно. Я знал только, что приедет человек из «Имекса», и подумал, что он может напороться на наших собачек. То есть не наших, но мы к ним привыкли. - «Человек из «Имекса»… Зачем вы забрались в такую дыру? – спрашивала она, словно сейчас это было самое важное. - Дешево здесь арендовать помещение. - А то, что меня чуть не загрызли из-за тебя, а? – наконец-то она обличала, но на лице, против воли, расползалась улыбка. Что-то неожиданное и новое происходило с ней, и это что-то наполняло ее радостью, точно заклятый враг был наконец обезврежен. - Извини, я не специально, - улыбнулся Вадим. – Пошли, нам есть о чем потолковать. - Спасибо, Вадим, - с запозданием нашлась Евгения, и они пошли вдвоем по едва заметной тропинке посреди пустыря – как когда-то шли по красной ковровой дорожке во Дворце бракосочетаний. © Елена Шерман |
|
|
