02.10.2015 Хеллоуин |
 Праздники выдумывают буржуи. От нехуй делать, скорее всего. Раньше, вот, заебись было: два больших празника в году. Новый Год и Восьмое Марта имени Розы Люксембург. И с развлечениями всё понятно: на Новый Год поблевать салатом оливье с балкона, и покидать соседям в почтовые ящики китайские петарды, а на Восьмое Марта получить пиздюлей от любящего супруга. А потом кто-то, блять, начал хуйнёй страдать: Валентинов день какой-то придумали, сердечки-валентинки, романтические ебли под индусские благовония, и Хеллоуин до кучи. Какой Хеллоуин в России, а? Вы пробовали в конце октября выползти ночью на улицу с тыквой на ебле, постучать в первую попавшуюся дверь, и запеть: «К вам детишечки пришли, тыкву нахуй принесли, дайте быра нам канфет, а не то нассым в еблет»? И не пробуйте. Россия – не Америка. Канфетами у нас по ночам просто так никто не разбрасываецца. А вот пизды дадут определённо. В общем, буржуйские развлекухи нашему российскому менталитету чужды. И лично мне – в особенности. Я вообще празники не люблю, ибо всегда потом почему-то отмываю посуду и хату до августа. А Хеллоуин просто ненавижу. *** Телефон исполнил песню «Подруга подкинула проблему, шлюха», и я подняла трубку: - Чо нада? - Бабла, мужиков с большими хуями, пару ящиков пива, и голую китайскую хохлатую сабачьку. – Серьёзно ответила в трубке Ершова, а потом заорала: - Чо за вопросы?! «Чо нада»… Шоколада! Ты меня ждёшь? Я уже стою у твоего подъезда, и не знаю кода! Говори немедленно, на улице ледниковый пириод. Старость не радость. Сначала начинаешь забывать, што ждёш гостей, потом впадаешь в маразм, и начинаешь ссать в штаны, а потом смерть, и браццкая могила на ассенизаторских полях в Люблино. - Нажимай четырнаццать, потом ключ… - Где тут ключ?! - В пизде, Юля! Он там нарисован на кнопочке! - Я нажала. Там гудки вначале пошли, а потом какой-то дед сказал, что щас меня помоями обольёт с балкона… Говори нормальный код! - Не хватало бабке горя – так купила порося… Стой на месте, щас спущусь. Спускаюсь вниз, забираю околевшую Ершову с улицы, и тащу её домой. - Ты нашла пу-пу-пушыстую мишуру? - Стучит зубами Юлька. – А шшшшшшортики блестящие? - Где я, блять, найду тебе мишуру с шортами?! Я похожа на Верку Сердючку? - На дуру ты похожа. – Лифт приехал на четвёртый этаж. Выходим. – Я знала, что ты нихуя не запасливая баба, поэтому привезла тебе мишуру, шортики, и красный лифчик третьего размера. Вата у тебя есть? - Нету. У меня есть Тампаксы и прокладки Олвейз «от уха до уха». Дать? - Взять, блин! В лифчик чего тебе пихать будем? - А… - Вспоминаю, зачем приехала Ершова, и вздыхаю: - Носки махровые пихну. Вспомню деццтво золотое. - Да-да. Напихай носочков своих полосатеньких, Буратина бля. Лифчик, напомню, кружевной! Прозрачный! Надо чонить такое, сисечного цвета. Что у тебя есть сисечного цвета? - Ну… - Задумалась. - Ну, хуй ево знаит… Колготки есть. Бронзовые. - Однако, ты высокого мнения о цвете своих сисек. – Ершова заржала. – А синие колготки у тебя есть? - А то. – Я обиделась. – Цвета тухлова ливера. Но это спешал фо ю, Ершова. Охуенно подходят к твоему лицу. Кстате, будеш тут выёбываться – ваще никуда не пойду. - Пойдёш. – Махнула рукой Юлька. – Там же будет Дима Пепс. - Это шантаж, Юля. - Нет, это заебись, Лида. Это очень за-е-бись! *** *За месяц до описываемых событий.* - Празника хочецца чота… - Ершова потянулась всем телом, и хрустнула шеей. – Празника. Феерии. Пьянства с алкоголизмом. Куража. Ебли, в конце концов, празничной. Какой там у нас следующий празник? - Празник сенокоса. - Говно празник. Как-то с куражом не ассоциируецца. Што ещё? - Новый Год в декабре. - Долго. Это очень долго ещё. Вспоминай, чо там ещё есть. - Пошла ты в жопу. Сама вспоминай. - Сентябрь, актябрь.. – Ершова напряглась. - Ноябрь потом.. – Посказала я. - Иннахуй. Сама помню. Слушай, а чо в октябре у нас? Вот в башке крутицца празник какой-та – а вспомнить нимагу. - День рождения у Димы Борода-в-говне. - Блин, Бородулькин меньше всего похож на празник. Есть ещё чота… Слышь, как эта моча называецца, когда надо наряжацца в блядей, и ходить по улице с тыквой? - Хеллоуин. А почему именно в блядей? - А в кого ты ещё хотела бы нарядицца? В Красную Шапочьку? В Белоснешку? В Василису Прекрасную? Посмотри на себя. Или на меня. Наше с тобой вечное амплуа – это портовые шлюхи. Это карма, Лида. Смирись. Забудь, что четверть века назад ты очень удачно сыграла роль Снежинки в яслях. Это было давно. Времена меняюцца. Теперь ты – старая блядь в красном лифчике. Всё. Да похуй в общем-то. Блядь так блядь. Чо такова? Хули там Белоснешка или Василиса? Это каждая дура может напялить пласмассовую корону и своё свадебное платье, которое лет пять как валяецца в мешке на балконе. И всё. И вот вам Василиса белоснежная, дрочите на здоровье. А вот нарядицца блядью, да ещё пройтись так по ночной улице – это нужно быть сильной, отважной, незакомплексованной, и полной дурой. В общем, права Юлька – эта роль чотко для нас. Осталось дождацца октября и Хеллоуина. И тогда мы с Ершовой блеснём своими актёрскими способностями так, што все эти Василисы охуеют. Воистину. *** - Ну, во! – Ершова сделала шаг назад, и восхищённо поцокала языком: - Красавица! Настоящая проблядь! Щас только на левый глазик ещё блёсточек добавим… И вот сюда, на волосы… Всё, можешь смотреть! Поворачиваюсь к зеркалу. - Мама!!!!!! - Впечатлило? – Ершова гордо откинула со лба завитую прядь волос, и подтянула сползшие чулки с люрексом. – Я старалась. - Я заметила. – Первая волна ужаса уже стекла холодным потом мне в трусы, и я посмотрела в зеркало ещё раз. – Юля, я так на улицу не пойду. - Зассала, да? – Глумливо крикнула Ершова, и начала на меня наскакивать: - Ах ты ссыкло старое! Мы ж с тобой, сволочь, договорились уже! Чо ты ссышь, жаба?! Кто тебя ночью увидит-то?! Шубу напялишь, в такси сядешь – и впирёд, к алкоголизму! - В шубе жарко… - Я ещё как-то силилась оправдать свой неконтролируемый порыв паники. – Вспотею… - А и похуй! – Отмахнулась Юлька. – Шлюхи – они завсегда потные, у них работа такая. Ну, чо ты такое ебало пластилиновое сделала? Всё пучком! Щас тока блёсточек на правый глазик добавим… - Пошла в пизду! – Я отпихнула Юлькину клешню, с зажатой в ней кистью, и вылетела из комнаты. – Хватит блёсточек! Я и так, блять, как в алмазной пещере! Нихуя не вижу, одно северное сияние перед глазами! Едем уже, пока не передумала! Перед выходом я ещё раз посмотрела на себя в зеркало, и перекрестилась. Хорошо, если меня на улице просто выебет в жопу случайный прохожый. А если менты? А если загребут? Из одежды на мне был только красный лифчик, набитый колготками, лаковые шорты-трусы, и чулки в сеточку. А, и на голове ещё ободок с розовыми заячьими ушами и такая же розовая бабочька на шее. И туфли, похожые на ходули. Их, вместе с лифчиком и прочей бляццкой атрибутикой, принесла запасливая баба Ершова. Сама Ершова, покачиваясь на таких же туфлях, гордо выпячивала свою грудь, тоже вылепленную из колгот, и задрапированную сверху мишурой. Чулки и джинсовая юпка длиной в дваццать сантиметров делали её похожей на подругу дальнобойщика. Видимо, так оно и было задумано. - Один у нас с тобой недостаток – уж больно красивые! – Довольно резюмировала Юлька, и, отвесив мне несильного подсрачника, выпихнула меня из квартиры. – А теперь – вперёд! За Родину, за Сталина! Команда «Газы» дана для всех! Я закрыла входную дверь, и повернулась к лифту. - Здрасьте… Я вздрогнула, и подняла глаза. На лестнице стояли и пытались открыть дверь, мои соседи. Рома и Вика Ковалёвы. То ли сектанты, то ли религиозные фанатики - хуй их разберёт. Вечно ходят в каких-то робах, читают мне лекции о конце света и спасении души, и периодически рожают детей дома, в ванной. Пятерых уже нарожали. И все до сих пор живы, что странно. Врачей к беременной Вике Рома не подпускал принцыпиально. И роды сам принимал. Она там орала на всю квартиру, а Рома орал ещё громче: «Это бесы тебя терзают, супруга моя возлюбленная! Не теряй веры, Виктория! Иисус любит тебя! Не подавайся соблазнам, прихожанка! Излей младенца на свет Божий!» Как там она изливала младенцев – я, слава труду, не видела. Но Ковалёвых побаиваюсь. - Здрасьте. – Ответила я на приветствие, и тут же отвернулась. - Иисус любит тебя.. – Несмело сказала Вика, и с завистью посмотрела на мои празничные ходули. - Спаси свою душу, отринь бесовские происки, воспротивься им! – Вдруг повысил голос Роман. – Бог есть в каждом! - Спасибо. – Я с силой дрочила кнопку лифта, и косилась на Ершову. - Я никуда не пущу тебя! – Вдруг закричал Рома, и распластался на дверях лифта. – Спаси себя! Не торгуй плотью своей, сестра! Читай шестнадцатый псалом немедленно! - Святой отец! – Ершова плечом отпихнула Рому от лифта. – Идите нахуй! Идите туда, и не возвращайтесь. А мы тогда спасём вашу жену. И детей. Мы сводим Вику на мушской стриптиз, купим вашим детям комиксы с Человеком-Пауком, и научим их ругацца матом. - Бесы! – Заверещал Рома. – Всюду бесы! Виктория, неси святую воду! - Лида, пиздуем пешком. Я жопой чую – нам хотят испортить празничный макияж… - Шепнула Юлька, и резво поскакала на своих туфлях-костылях вниз по лестнице. Я бросилась за ней. - Соседи у тебя жуткие. – Пыхтела подруга. – Бесами ещё пугают, уроды. Я чота их забоялась даже. - И правильно делаешь. – Я толкнула подъездную дверь, и мы с Юлькой выпали в холодную ночь. – У меня самой, когда я их вижу, очко играть начинает. Ты, кстати, ещё не видала, как Рома по ночам по подъезду с кадилом ходит. Не знаю, чо за сушоный кал он в него кладёт, но утром в подъезд выйти нельзя. Говнищем пасёт на весь квартал. - В дурку их сдать нужно. – Юлька подняла руку, пытаясь изловить такси. - Не выйдет. – Я плотнее запахнула шубу, и поправила заячьи уши. – Рома нашему участковому машину бесплатно освятил, и табельный пистолет. - Сплошная коррупцыя. – Блеснула эрудицией Ершова, и сунула голову в окно остановившейся девятки: - На Декабристов. Едем? Лид, залезай. Водитель девятки с интересом разглядывал Юлькины ноги в сеточку, и празничный мэйк ап. - Вас у метро высадить? - Да. – Отрезала Юлька, и сердито натянула на колени куртку. - А дальше вы куда? Сука любопытная, блин. - Коту под муда. – Ответила Ершова, и заметно занервничала. - В гости к мальчикам, наверное? Шофёр мне нравился всё меньше и меньше. Юльке, кстати, тоже. - И к девочкам. На детский утренник. – Ершова пошла пятнами. А это хуёвый знак. Значит, жопой чует какую-то шляпу. - А документы у вас есть? – Вдруг спросил шофёр, и съёхал на обочину. Всё. Вот она – шляпа. Приплыли, девки – сливайте воду. - А какого хуя… - Начала Ершова, но тут шофёр вытащил красную книжечку, махнул ей перед нашими ебалами, и быстро спрятал её запазуху. - Документы! Я быстро полезла в сумку, и уже открыла рот, чтобы объяснить дяде, что мы вовсе не продавцы собственных пёзд, но Ершова, извернувшись, просунула руку назад, между сиденьями, и больно ущипнула меня за ногу. Я истолковала её жест правильно, и захлопнула сумочку. И рот заодно. - Парниша, может, договоримся, а? – Ершова расплылась в улыбке, и погладила дядьку по коленке. – В честь праздничка бесплатно. Да, Клеопатра? Я не сразу поняла, к кому это Юлька обращаецца, и молчала. - Да, Клеопатрочка, блять?! – Уже с нажимом в голосе снова повторила свой вопрос Юлька, и я сориентировалась: - О, да, Жоржетта. Юлька хрюкнула, продолжая улыбаться, а дядька обернулся: - Клеопатра? Ну вы, девки, чувство меры поимели бы хоть. Клеопатра, блин… Псевдоним надо брать объективно. Машка Шняга например. - Чо?! – Я не выдержала, и заорала: - Ты себя-то в зеркало видел, узбек чукотский?! В штанах у тебя шняга, пидор ты дермантиновый! Юлька, ёбни ему! На слове «Юлька» Ершова вцепилась дядьке когтями в яйца, и укусила его за ухо. Я, не растерявшись, вытащила у себя из-под жопы трехкилограммовый справочник «Жёлтые страницы. Все адреса Москвы», и несильно шлёпнула обидчика по еблу. Сильно уебать не получилось: крыша низкая, размах не тот. - Беги! – Завизжала Ершова, ещё раз укусила дядьку за щеку, и вывалилась из машины. Я вывалилась следом, и осталась лежать в луже. - Я сказала беги! – Наступила мне на руку каблуком Юлька, я взвигзнула, и поскакала вдоль дороги на карачках, путаясь в шубе, и сбивая заячьими ушами гандоны с придорожных кустов. - Во дворы, во дворы уходи, каркалыга! Я сменила галоп на рысь, и свернула в какой-то двор. Через десять минут, когда я упёрлась лбом в чугунную урну, и остановилась, сзади послышалось: - Ушли. - Точно? - Стопудово. - А это кто был? - А я ебу? То ли мусор, то ли не мусор. Один хуй – паспорт в такой ситуации показывать нельзя, запомни. Я как-то уже показала сдуру. Забрали в отделение вместе с паспортом, и там ещё ебало мыть пришлось, чтоб на свою собственную фотку быть похожей. А то мне уже дело шить начали. Вопросы у меня закончились. Я повернулась к урне жопой, и села на землю, переводя дыхание. - Ну что? – Юлька сбоку тоже отдышалась. – К тебе? - Нет, блять. В клуб. К Диме Пепсу. - Ладно, не ори… Чо я, виновата штоле? – Ершова нахохлилась, и полезла в сумку за сигаретами. - А знаешь, Ершова, – Я тяжело поднялась, и и облокотилась на урну, – какая у меня на тебя песня стоит на мобиле? - Шалава лава-лава-лава? – Предположила Юлька. - Почти. – Я отряхнула руки, и отвесила подруге пинчища. – «Подруга подкинула проблему…» - Шлюха! – Хором закончили мы с Ершовой, и заржали. - Не, Лидка. Хеллоуин мы вот так просрать не можем. Потом ещё долго следующего празника ждать. - Я никуда больше не пойду. И не уговоривай. - Не.. – Поморщилась Ершова. – Я сама никуда не пойду. Я о другом. У тебя есть чёрный спортивный костюм? - Дедушкин. - О! То, что доктор прописал! Уши свои ослиные не проебала? Мы щас их каким-нить говном намажем, чтоб чёрные были, а ещё нам нужен пояс от халата. Это будет хвост. - Ершова, ты чо задумала? - Хеллоуин, Лида. Самый лучший день для всякой нечисти. Ну, сечёшь? - Нет. - Кодовое слово «бесы». Ну? - Юля, только не говори… - Ковалёвы-ы-ы-ы-ы!! – В кровожадной улыбке расплылась Юлька. – Ковалёвы-ы-ы-ы-ы!! Щас мы, блять, им покажем, как с проститутками нас перепутывать, и концом света пугать. Короче, сценарий такой… …Две женские фигуры в грязных шубах, громко и зловеще хихикая, растворились в ночи. *** На часах была полночь с десятью минутами. - Аццкое время. – Ершова кивнула в сторону настольных электронных часов, которые все мои друзья почему-то называют «Бигбэн для слепорылых». Наверное потомушта они размером с тиливизор. - А ещё и Хеллоуин, если вспомнить… - Я добавила свои три копейки в атмосферу предвкушения чего-то страшнова. – Зомби по улицам шляюцца без регистрации, упыри шастают по кладбищам, кровь пьют невинную. - Ну, зомби без регистрации у меня самой дома щас спит. Ничего стрёмного особо. Только пьёт много, и волосатый как пиздец. У меня уже аллергия на ево шерсть жопную. – Юлька с любовью вспомнила о супруге. – А на кладбищах нету крови невинной. Там икебаны одни. Упыри сегодня остануцца голодными. - Вряд ли. Сегодня там полюбому будет опен-эйр готически настроенных мудаков. Я за упырей спокойна. - Ну слава Богу. Пусть поедят вволюшку. Празничек у ребяток. А готов нам не жалко. Отбросы общества. Ершова яросто стирала празничный макияж влажной салфеткой, и принюхивалась: - Кстати, чем так воняет? - Грязными хуями? - Предположила я, и подёргала носом. – Может, отрыжка после вчерашнего? - Шутка своевременная, смешная. – Ершова швырнула грязную салфетку на пол, и тоже зашевелила ноздрями. – Не, ацетоном каким-то штоле… Я внимательно посмотрела на коробку с влажными салфетками, из которой Юлька уже вытащила второй метр, и заржала: - Не ацетоном, а специальной хуйнёй! Это салфетки для чистки офисной техники. Я на работе спиздила когда-то. - Тьфу ты, блять! – Ершова брезгливо отшвырнула коробку. – То-то я чую, у меня рожа вся горит. Ну-ка, глянь: аллергии нету? Юлько лицо на глазах опухало. Вначале у неё опух лоб, и она стала похожа на неандертальца, потом отек спустился на глаза, и Юлька стала китайским питекантропом, а потом на нос и губы – и вот уже на меня смотрит первобытный Гомер Симпсон с китайскими корнями. - Ершова, ты немножко пиздец как опухла. – Мягко, стараясь не вызвать у Юльки панику, намекнула я на новое Юлькино лицо. – В зеркало смотреть нинада. Подруга, вопреки моим советам, всё таки посмотрела в зеркало, и заорала: - Блять! Что теперь делать? Я пожала плечами: - Мы ж Ковалёвым мстить собрались. Давай рассмотрим положительные стороны: ты уёбище. И это очень хорошо. Грим никакой не нужен. Щас напялим на тебя тренировочный костюм с хвостом, и вперёд, к Ковалёвскому инфаркту! - Заебись. А чо, я одна пойду их пугать? – Ершова даже не спорила по поводу положительной стороны вопроса. – А ты чо делать будешь? Мы так не договаривались! - Юля, - я выудила из лифчика колготки, и натянула их на руку. – Я буду жертвой бесов, понимаешь? Я позвоню им в дверь, они её откроют, ибо ебланы, а я буду валяться в корчах у них на пороге. У меня будет шея в крови, скрюченные ноги, и пена у рта. Я буду валяться по полу, и выть: «Бесы мной овладели, батюшка! Сиськи отгрызли нахуй, сами посмотрите, ноги мне скрючили, и зуб выбили!». Тут я охуенно креативно использую во благо все свои природные достоинства, понимаешь? Мне тоже грим не нужен. - А я где буду? – Ершовой уже овладел азарт. – Я хочу появится из воздуха, в лучах дыма, и на каблуках. - Какие, блять, лучи дыма, Юля? И каблуки тоже нахуй. У меня есть тапки в виде голых ног Бигфута. С длинными пальцами, и с когтями. Где ты видела бесов с таким еблом как у тебя, да ещё на каблуках? Ковалёвы, конечно, мудаки, но не настолько. Короче, вот тебе дедушкин костюм, а я пошла делать хвост. …Через полчаса мы были готовы к выходу, и в последний раз репетировали. Рому Ковалёва изображала моя собака, а мы с Ершовой играли свои роли. - Бесы, бесы мной овладели, батюшка Роман! - Я упала на пол перед псом, и начала биться в корчах. – Спаси мою душу, почитай псалтырь, изгони дьявола из тела моего покалеченного! Я хочу умереть девственницей! - Тычо несёшь, обезьяна? – Ершовский голос донёсся из туалета. – С девственницей явный перебор. У Ковалёвых такой простыни, тебе на заплатку, точно не будет. - Я хочу умереть с чистой душой, и вознестись к престолу божьему! – Крикнула я в морду собаке, и та завиляла хвостом. – Спаси меня, добрый пастырь! Тут, по сценарию, должна была появицца Ершова, но она не появлялась. - Вот они, бесы! – я заорала, и вцепилась руками в собачью ногу. Пёс-Ковалёв такого не ожидал, взвизгнул, и непредсказуемо пукнул, после чего спрятался под шкаф. – Я чую запах сероводорода! Ад пришол на землю! Итак, встречайте: бесы! Даже после этого откровенного призыва Ершова не появилась. - Юля, хуле ты в сортире засела?! – Я прервала генеральную репетицию, и поднялась с пола. – Твой выход! - Дай поссать-то! – Глухо ответил из-за двери бес. – Ты б сама попробовала бы снять эти штаны с хвостом, а потом обратно напялить. Кстати, хвост я в унитаз уронила. - Блять… - Я расстроилась. – Нихуя у нас с тобой, Юлия, не выйдет. Ковалёвы вызовут ментов, и нас заберут в обезьянник! Там нам подкинут в карман кило героина, ядерную ракету, четыре неопознанных трупа, и загремим мы с тобой по этапу, к лесбиянкам. А я ещё так молода, и так люблю мущин! Дверь туалета распахнулась, и на пороге появилась Ершова. За десять минут я уже забыла, как она выглядит, поэтому быстро отпихнула Юльку от двери, и сама заняла позицию на гнезде. - Не ссы, инвалид деццтва, всё будет в ёлочку. Ты, главное, паспорт с собой не бери на дело. – Подруга свято верила в то, что мировое зло сконцентрировано именно в паспорте. – И тогда никакие менты не придут. Все менты щас спят давно. Ещё через пять минут мы на цыпочках вышли на лестничную клетку, и прокрались к лифту. - Короче так… - Ершова наклонилась к моему уху, и ещё раз уточнила детали: - Щас мы с тобой поднимаемся на седьмой этаж, ты спускаешься вниз по лестнице до четвёртого, и проверяешь, чтоб на нижних этажах никто не стоял. А то эффекта не получицца, если мне между пятым и шестым кто-нить с перепугу пизды даст. Потом ты звонишь в дверь Ковалёвым, начинаешь изображать свой ящур… - Корчи. – Поправила я Юлю. - Похуй. Корчи. Потом ты кричишь: «Вы слышите этот топот? Это бесы! Они уже идут за мной!» И тут выйду я. - Ты думаешь, у тебя получицца громко топать в плюшевых тапках? – Я с сомнением посмотрела на когтистые поролоновые ноги Ершовой. - Верно. – Юлька не огорчилась. – Вот эта лыжная палка чья? Я оглянулась. Возле соседней квартиры сиротливо стояла одна лыжная палка. - Ничья. – я пожала плечами. – Бери, если нужно. - И возьму. Я буду ей стучать по ступенькам, и имитировать аццкий топот. Видишь, всё катит как надо! Двери лифта открылись, и мы с Юлькой шагнули в кабину, и нажали на цифру семь. - Эх, вот эти иисусики щас обосруцца! – Юлька откровенно радовалась предстоящему чужому инфаркту. – Главное, смотри, чтоб тебе кадилом не уебали, в процессе изгнания бесов. - Юля. – Я прислушалась к тишине за дверями лифта. – Юля, мы, кажецца, застряли. - А я ещё появлюсь, и скажу Ковалёву: «Ты нихуя не божый человек. Ты дрочиш по ночам, в ванной. Так што собирайся, я за тобой». – Юлька захохотала, и осеклась: - Чо ты сказала? - Мы застряли. – Я села на корточки, и посмотрела на Ершову снизу вверх. – А у меня клаустрофобия. Щас орать начну. - Не надо. – Уверенно ответила Юлька. – Щас попробуем отсюда выбраться. Однако, выбраться из лифта не получалось. Застряли мы всерьёз. - Юля.. – Я уже шмыгала носом. – Я боюсь! Сегодня страшная ночь, а у меня ещё клаустрофобия… У-у-у-у-у-у… - Не вой! – Юлька взяла на себя обязанности главнокомандующего. – Щас вызовем этих, как их… Спасателей. И уверенно ткнула пальцем в кнопку с надписью «Вызов». - Кхе, кхе.. Пыш-пыш-бу-бу-бу, Иванова. – Неразборчиво донеслось из динамика. – Бу-бу-бу шшшшшшшш какова хуя? - Иванова! - Заорала Юлька. – Иванова, мы застряли в лифте! У Лидки эпидерсия и Хеллоуин, а я в туалет хочу! Спаси нас, Иванова! - Клаустробофия у меня, дура. - Похуй. Я такое не выговорю всё равно. Ты слышишь нас, Иванова? - Бу-бу-бу, ждите. – Чота сказала Иванова, и отключилась. - Не ссы, Лидос. Скоро приедет Иванова, и нас спасут. А потом мы обязательно пойдём, и напугаем Ковалёвых. – Юлька опустилась рядом со мной на корточки. – Ты только потерпи, потерпи, родная. Не умирай! Дыши, дыши, Лидка! - Отстань, дубина. – Я отпихнула Юлькины руки, которыми она вознамерилась надавить мне на грудную клетку. – Я не умираю, и я дышу. Только тут воздуха мало, поэтому не вздумай пёрнуть. - Жива! – Возрадовалась подруга, и предложила: - Давай, может, споём? - А подмога не пришла-а-а-а, подкрепленье не прислали… - Обречённо начала я. - Нас осталось только два-а-а-а, нас с тобою наебали.. – Подхватила Юлька, и дальше наши голоса уже слились в неровный хор: - Иванова далбаёб, и с патронами напряжна-а-а-а, но мы держым рубежы, мы сражаемся отважна-а-а-а… *Прошёл час* - Ковыляй патихонечку, а меня ты забу-у-уть… - Зажывут твои ноженьки, прожывёш как-нибуть! - Труля-ля, труляля-ляля… - Иванова – пизда! *Прошло ещё полчаса* - Голуби своркуют радосна… - И запахнет воздух сладостна.. - Домой, домой, пора домой!!!! - Юля, я умираю… - Нас спасут, я верю! - Про нас забыли… Ивановой никакой нет. С нами разговаривал бес. - Я верю, что Иванова существует! И нас скоро спасут! - Спасатели Малибу? - Не, им далеко ехать. Скорее Чип и Дэйл. - Я поцелую их в жопу. - А я им отдамся. - Домой, домой, пора домой!!! *Прошло ещё двадцать минут* - Кто тут, блять, на лифте по ночной Москве катаецца?! Голос со стороны свободы пролился нам в уши сладостным нектаром. - Это мы! Дяденька, вытащите нас! - Пицот рублей за ночной вызов. - Согласны! - Сколько вас там? - Двое! - Тогда с каждой по пицот. - Пошёл нахуй! Пицот, и хватит. Щас Ивановой позвоним. – Ершова была категорична. На свободе что-то зашуршало, и стало тихо. - Дядя, вы тут? – Я заволновалась. Тишина. - Дядь, мы пошутили! – Ершова кинулась на закрытую дверь. – По пицот с каждой! Тишина. - Довыёбывалась, жлобина? – Я нацелилась когтями в Юлькину опухшую рожу. – Пятихатку пожалела? Теперь из-за тебя… Тут кабина лифта сильно дёрнулась, и поплыла куда-то вверх. Мы молчали, боясь спугнуть своё щастье. - На какой этаж ехали? – Заорал кто-то над головой. - На седьмой! – Заорала в ответ Юлька. – На седьмой, дяденька! - Щас спущусь за деньгами. Ждите. Кабина остановилась, но двери не открылись. - Придёт, как думаешь? – Я заволновалась. - А то ж. Ещё через минуту за дверями послышалось шуршание, и створки разъехались, показав нам усатое и пьяное лицо спасителя. - Дядя! – Крикнула Ершова, и распростёрла объятия. – Дай же нам тебя обнять! - И поцеловать! – Я подняла с пола лыжную палку?и шагнула на свободу. - Блять!!! – Вдруг заорал спаситель, и кинулся вниз по лестнице. – Черти! Ёбаный понос! - Чо это он? – Юлька перегнулась через перила, и посмотрела вниз. – Живот прихватило, что ли? - Дура, - я заржала, - это он нас с тобой испугался! Сама подумай: открываецца дверь, и на тебя вываливацца чёрное уёбище с хвостом и рогами, а за ним… - Второе уёбище. Без сисек и на кривых ногах. – Ершова явно обиделась. – Жалко дядьку. А с другой стороны, пятихатку сэкономили. Нучо, домой? - А куда ещё. Только пешком. Спустившись на четвёртый этаж, мы с Юлькой, не сговариваясь, позвонили в квартиру Ковалёвых, и молча ждали реакции. Без вопроса «кто там?» дверь открылась через минуту. - Ты дрочер, Рома. – Сурово сказала Юлька, и стукнула по полу лыжной палкой. – Хуй тебе, а не Царствие Небесное. Сдохни, гнида. - Продавай квартиру, сука бородатая, а деньги отдай в церковь. Иначе не будет тебе прощения. – Я ковырнула засохший кетчуп на шее. – И прекрати ебацца без гандонов. Твоя Вика не спермоприёмник. Рома коротко всхлипнул, и захлопнул дверь. - Чота хуёво мы как-то им отомстили… - Ершова поставила лыжную палку на место, и плюнула Ковалёвым в дверной глазок. - В самый раз. – Я открыла свою дверь, и впустила беса в квартиру. – А мог вообще подохнуть. И тогда менты, кило героина, и… - Четыре трупа-а-а возле та-а-нка… - Нараспев продолжила список ништяков Юлька. - И зона с лесбиянками-и-и-и… …Дверь за нами закрылась, и в доме номер девять ненадолго воцарились тишина и спокойствие. © Мама Стифлера |
|
|
