09.07.2013 Зеленые глаза чудовища |
 Психологи и женские журналы единодушны в том, что не стоит завязывать серьезные отношения как минимум в течение полугода после развода: все равно толку не будет. Аналогичного мнения придерживались даже те приятельницы Марины, которые читали по большей части телепрограмму и не отличали психологов от психиатров. Когда через три месяца после судебного заседания, поставившего точку в ее браке с Виталием, ожившая Марина сообщила подругам радостную весть о многообещаюшем знакомстве с интересным человеком, подруженьки посмотрели на нее с таким видом, точно она собралась вступить в секту самоубийц. Особенно кривились те, кто отговаривал ее от развода, размахивая вечным аргументом «Да кому ты нужна в свои тридцать шесть!» Но Марина, снова похорошевшая, с заблестевшими глазами, отмахивалась от доморощенных пророчиц и смеялась над неуклюжими шпильками. Кирилл вошел в ее жизнь внезапно и властно, как и подобает настоящему мужчине. В счастливый понедельник он подвез ее, опаздывавшую на работу, и вместо денег попросил – да нет, потребовал – номер мобильного. А в среду около половины шестого он позвонил и сказал не допускающим возражений тоном: - Вы говорили, что рабочий день у вас до шести? Ровно в шесть я вас жду у главного входа. Никаких отговорок: я забронировал столик в «Пантагрюэле». Звонок обрадовал Марину, но в глубине души билось сомнение: не розыгрыш ли или что-то в этом роде? Не слишком радостный опыт сделал ее осторожной и недоверчивой. И тем сильнее был всплеск восторга, когда она увидела, что Кирилл не просто ждет ее, стоя у своего «Опеля», но и держит в руках большой букет роз. В ресторане Кирилл был великолепен: уверенный в себе, одним взглядом подзывающий официанта знаток вин и десертов, не унижающийся проверкой счета и с презрением отвергающий сдачу. Глядя на этого сильного, привыкшего командовать мужчину, Марина невольно вспоминала своего бывшего мужа, мямлю и тряпку, которому хамили и официанты, и продавцы, и таксисты, не говоря о непосредственном начальстве. Марина презирала его так, как только может презирать мужчину женщина, вынужденная много лет быть сильной за двоих – то есть много лет жить на пределе своих возможностей, не получая от такого распределения ролей никакого удовольствия. «А этот сразу видно – мужик», - думала она, любуясь Кириллом. Меж тем, как ни странно, этому настоящему мужчине катастрофически не везло в личной жизни. О его прошлом Марина вскоре узнала из первых уст, то есть от самого Кирилла, не побоявшегося рассказать ей о своих поражениях и неудачах. «Первый раз я женился в 20 лет на однокурснице Ане. По залету, конечно. Как-то все очень быстро получилось: весной сблизились, а в сентябре уже расписались. Беременность была тяжелой, последние месяцы Аня лежала в больнице на сохранении. Но когда родился Святослав, я был такой счастливый! Мы заранее придумали имена: если девочка – Ульяна, если мальчик – Святослав. Святослав Кириллович – красиво, просто княжеское имя. Только прожил наш Славчик всего три дня… Врачи не советовали Ане беременеть как минимум два года, пока организм полностью не оправится. И больше детей у нас не было. Через два года, когда гинеколог наконец дал добро, ее родители собрались эмигрировать в Германию. Ее мать, моя бывшая теща, Гертруда Генриховна – из поволжских немцев. Ну и время – 93-й год, помните тот хаос… Но я в Германию ехать отказался наотрез. Мне там делать нечего. Я так и сказал Ане: выбирай: или я, или они. Она выбрала родителей, а не мужа, маменькина дочка. Мы развелись, и она уехала. Поведение предательницы Ани я списал на ее незрелость: в конце концов, нам было всего по 23 года. Я верил, я хотел верить в женское благородство и верность. И когда я встретил Карину, я, битый жизнью, умудренный опытом тридцатилетний мужик все еще надеялся, что смогу создать счастливую семью с настоящей женщиной. Дурак я был, конечно. Классическая пара: бизнесмен и «моделька». Такая моделька, как я балерина… Он снимает ей квартиру, покупает меха и бриллианты, а она… А она наставила ему рога с соседом – охранником на автостоянке. И как всегда, обманутый дурак все узнал последним. Смешно, правда? … Я хотел их убить. Обоих. Нет, не своими руками – при всей клокотавшей внутри ярости я сохранял ледяную трезвость мысли. Не торопясь, не подавая виду я искал выходы на настоящего профессионала – и нашел. Нашел, чтобы все отменить в последний момент. Знаешь, что меня остановило? Телевизор. Я случайно увидел кусок из какой-то передачи типа криминальной хроники. Там показали жителя села в Кировоградской области, который по пьяни зарубал топором сожительницу «за измену». Это был самый жалкий алкаш в растянутых трениках, синяк, раздавленный дважды, нет, трижды: алкоголем, изменой и своим преступлением. И я с ужасом понял, что ничем от него не отличаюсь. Я начал пить, я раздавлен изменой, я приготовил убийство. Она – понимаешь, эта сука – мало того, что сделала меня рогоносцем, хотела сделать меня убийцей. И этого я ей никогда не прощу. Я отомстил иначе, выставив ее за двери в чем пришла, то есть в старых джинсах с потрепанным рюкзаком. А ее хахалю просто начистил еб…льник – он только головой мотал в разные стороны. Я вычеркнул этих людей из своей жизни, но рана осталась. Я долго не мог верить женщинам. Я не верил, что среди них есть хотя бы одна, способная хранить верность. Они все предают, рано или поздно. Но ты ведь не такая? Ты ведь не предашь? Скажи мне: ты не предашь?» Разумеется, для Марины существовал только один ответ. Если до исповеди ее чувства к Кириллу можно было назвать «сильным увлечением», то, узнав, сколько он перестрадал, как нужны ему ласка и забота, она полюбила его по-настоящему. Такой сильный, умный, волевой – и в то же время страдающий, прячущий глубоко внутри незажившую рану и готовый идти, как дитя с закрытыми глазами, на слабый зов надежды – он тот, о ком она грезила когда-то девчонкой. Герой романов и телесериалов, пришедший в ее жизнь, чтобы наконец-то сделать счастливой. Свадьбу по настоянию Кирилла сделали скромной, но в этой скромности был свой шик: регистрация в загсе, очень скромный фуршет в кафе – шампанское, сладкое, легкие закуски, только для самых близких, потом домой – к Кириллу, где уже ждали тяжелые собранные чемоданы. В двенадцать они расписались, в четыре часа дня вернулись домой с фуршета, а в семь сели в поезд, мчавшийся в Крым. Там, в очаровавшем Марину с первого взгляда маленьком коттедже на берегу крошечной бухты, в полном уединении прошли две недели их медового месяца. Казалось, сама природа благословила их союз. Ни одной тучки на горизонте, ни одной тучки в сердце. Соль теплой морской воды, смешивающаяся с соленым вкусом страсти. Ветер, треплющий дикие травы; огромной закатное солнце, крупные россыпи огромных южных звезд… И никого. Только мужчина и женщина, так долго искавшие и наконец нашедшие друг друга. «Ущипни меня, - повторяла Марина, - докажи, что я не во сне…» Только раз, уже накануне отъезда, Кирилл проявил что-то вроде неудовольствия. Катя, одна из Марининых подруг, прислала ей эсэмэску, совершенно банальную: «Как ты? Приедешь, расскажешь» и т.д. Кирилл прочел ее и заворчал: - Ты в самом деле станешь что-то рассказывать этой вульгарной особе? - Почему же вульгарной? - Потому что она выглядит как буфетчица в привокзальном ресторане. Не понимаю, что вас может связывать. Ты на ее фоне выглядишь аристократкой, героиней Тургенева. - Только на ее фоне? – Марина засмеялась, обняла мужа, и разговор перешел в совершенно другую плоскость. По возвращению домой, однако, оказалось, что Кириллу не понравилась не только Катя. Он жестко критиковал всех ее приятельниц, которых и видел-то в полном составе только раз: на свадьбе. Жанна, по его словам, была типичной блудливой коровой; кругозор Наташи ограничивался замочной скважиной, а Анжелу отличало от портовой шлюхи только отсутствие крашеных блондинистых кудрей («но выражение лица то же самое»). Марина сперва обижалась за подруг, потом смеялась вместе с Кириллом, действительно умевшем подметить и высмеять недостатки, а потом, когда подруги принялись, в свою очередь, критиковать ее мужа, обзывая его хамом, призадумалась. То, что подружки завидовали и наговаривали, было очевидно: Кирилл кого-то обозвал по телефону? Какой вздор! Но ей не хотелось создавать в семье постоянный источник напряжения. В конце концов, муж – это муж, а подружки… «Науке так и не удалось установить, чем женская дружба отличается от змеиной привязанности», - Кирилл язвил, но в его словах была доля правды. Разве можно было объяснить чем-то иным, кроме желания укусить, реплику Жанны, узнавшей, что муж утром отвозит ее на работу, а вечером привозит домой: «Он же помнит, как вы познакомились, и боится, чтоб кто-то новый не подвез…» Сначала слова подруги показались ей неудачной шуткой, но чем дольше она размышляла, тем обиднее ей становилось. Что Жанна хотела сказать? Что она готова переспать с каждым, кто ее подвезет, что ли? «А все потому, что шлюхи всех меряют по себе, - наставительно произнес Кирилл, узнав о ее огорчении. – Завязывай-ка ты с этими профурами, пока не поздно…» «Завязать» с подругами помог день рождения Анжелы. Кирилл очень не хотел ее отпускать, а сам идти наотрез отказался. Марине еле удалось его уломать. Договорились, что ровно в девять он за ней заедет в кафе «Лилия», где планировалось праздновать. Но в последнюю минуту оказалось, что Анжела передумала, и все едут за город в какую-то «Избу охотника». Когда Кирилл перезвонил Марине в половине девятого, что он выезжает, ей пришлось почти двадцать минут объяснять, где она и почему все поменялось. Уже по мобильному чувствовалось, что Кирилл сильно раздражен; когда же он наконец приехал и увидел, войдя в зал, танцующую на столе Анжелу, его раздражение перешло в бешенство. Он буквально за руку увел растерявшуюся жену и устроил ей в машине безобразный скандал. - Вот куда тебя тянет: в блядюжник! А может, ты ничем от них не отличаешься? Может, ты такая же, как эти курвы? А? Может, тоже вылезешь на стол? А ну, давай проверю: может, на тебе уже и трусов нет? Напуганная первым семейным скандалом, Марина разрыдалась и пообещала прекратить общение с приятельницами. Разумеется, оно не прервалось мгновенно и окончательно: и подруги не поняли бы, и Марина не хотела бы такого финала многолетней дружбы. Отношения просто изменили формат: с кем-то Марина стала общаться только по телефону, с кем-то видеться намного реже. Но о длительных посиделках речь больше не шла, а домой к себе – то есть к Кириллу – Марина и прежде никого не приглашала (что, к слову, вызывало неудовольствие подружек). Хотя Кирилл с самого начала сказал: «это твой дом», своим в полной мере Марина его так и не ощутила (ее прежние съемные квартиры и то были роднее). Может, потому, что пришла на все готовое в полном смысле слова: не было в квартире такой мелочи, которую выбрала бы и купила она, а не Кирилл. Он же и решал в дальнейшем все вопросы с обновлением интерьера, как и с мелким ремонтом, и если он говорил: «Купим в спальню вишневые шторы» - Марина уже знала, что шторы будут куплены только цвета раздавленной вишни и никакие другие, даже если придется за ними ехать на другой континент. С другой стороны, это внимание к мелочам, равно как и хозяйственность мужа, умиляли Марину, и она с легкостью примирилась с тем, что гостей в свою уютную квартиру Кирилл не звал. Если к ним не приходили его друзья-приятели, так почему он должен терпеть ее подружек? Но все эти тонкости, понятные Марине, пришлось бы слишком долго объяснять подругам. Она ничего и не объясняла, рассудив, что те, кому она по-настоящему нужна и интересна, продолжат общаться с ней на новых условиях. И если Жанна обиделась, что Марина с мужем не придут к ней на встречу Нового года – как говорится, это ее проблемы. Тем более, что Новый год Марина и Кирилл решили встретить не в своей квартире и даже не в своем городе. Новогодние праздники они провели в большом городе на Волге, где жила старшая сестра Марины – Ольга и ее семья. Пару лет назад к Ольге, продав свою квартиру, переехала овдовевшая мама. Ольга с мужем тогда продали свою квартиру, и, добавив деньги от продажи маминой, построили просторный дом, в котором всем хватило места, и имелась даже комната для гостей – «или твоя, Марина, если надумаешь к нам перебраться», - шутила Ольга. С мамой Кирилл уже был знаком, а Ольгу и ее мужа видел впервые: из-за болезни старшего сына они не смогли приехать на свадьбу. Сейчас сын полностью оправился, и вся родня собралась за новогодним столом в отличном настроении. Вопреки опасениям Марины, Кирилл быстро вписался в ее круг, мгновенно найдя общий язык с мужем Ольги. Маме и сестре он тоже нравился. - Я за тебя очень рада, - сказала ей на следующий день Ольга. – Наконец-то тебе повезло с мужчиной. Кирилл – настоящий. - Правда? – просияла Марина. - Это с первого взгляда видно. Серьезный мужик. Разговаривая сначала о Кирилле, потом о муже Ольги, сестры перешли к давнему, любимому еще с детства занятию – разглядыванию фотографий. Их покойный отец был фотографом-любителем, и от него осталось множество альбомов. Через полчаса к ним присоединилась младшая Олина дочка Вероника, а еще через полчаса – Кирилл, испугавшийся, по его словам, внезапного исчезновения жены: «Ищу-свищу – куда делась, непонятно». - Присаживайся, - улыбнулась Ольга, - сейчас увидишь редкие снимки… - Исторические, - вставила 5 копеек Вероника. - … Марины в 16 лет. - Ой, я была такая страшная, толстая, - подхватила Марина. - Ничего не толстая, прекрати. Прелестная пышечка. - А это кто? – с интересом спросил Кирилл, указывая на вихрастого парня, стоящего рядом с Мариной на одной из фотографий. - Стасик, ее первый парень, - охотно ответила Ольга. – Помнишь свою первую любовь, Марин? - Помню. - Ясно, - Кирилл криво улыбнулся и замолчал. Фотографий Марины со Стасиком в альбоме оказалось довольно много, и лицо Кирилла становилось все мрачнее и мрачнее. В конце концов он под первым попавшимся предлогом поднялся и ушел, оставив Марину в тягостном недоумении: неужели приревновал к прошлому, да еще 20-летней давности? Ночью выяснилось, что да. - Понимаешь, Марина, дело не в том, кто у тебя был до меня. Заметь: я никогда об этом не спрашивал. Я понимаю, что у каждой взрослой женщины есть прошлое, и самое лучшее для мужчины – не думать об этом. Но не думать можно только в том случае, если женщина не воскрешает это прошлое, понимаешь? Если она не тычет мужу в лицо фотографии своих любовников: на, полюбуйся, как мне с ним было хорошо! - Во-первых, рассматривать фотографии начала Ольга, во-вторых, я ничего не тыкала… - Да какая разница, кто начал! Важен факт, что ты их хранишь, или не возражаешь, чтобы сестра их хранила. Тебе приятно было их перебирать, рассматривать, я же видел! Ты в присутствии мужа смотрела на фотографии любовника, вспоминала, как тебе было хорошо с ним, и еще спрашиваешь, что мне не нравится! - Опомнись, мы со Стасом только целовались! Это была школьная любовь! Между нами ничего не было! Я его последний раз видела после окончания школы! - Но хотела бы увидеть, правда? Ведь так интересно, каким он стал, свободен ли, так ли хорошо целуется, как раньше! - Да ты ревнуешь! - Нет, я совершенно не ревнив. Ни капли. Но не забывай, что я пережил. Я тот невезучий, что дует на холодную воду… - Ну что мне сделать, чтобы поверил: эти фотографии для меня ничего не значат? - Сожги их. Что, слабо? - Нет… но Оля удивится… - Мой глупыш, ну не обязательно же жечь при ней! Забери их сюда, а я сожгу… Кирилл действительно сжег злосчастные фотографии, причем, как показалось Марине, проделал эту немудреную операцию с удовольствием. Марину эпизод неприятно удивил, но долго она над ним не раздумывала – было не до того. Почти сразу после возвращения домой ей предложили новую работу, и связанные с этим событием треволнения и размышления полностью ее поглотили. До этого Марина несколько лет проработала техническим редактором в журнале «Современный риэлтор». Журнал, как явствовало из названия, был посвящен покупке-продаже недвижимости, и его содержание примерно наполовину составляли не материалы журналистов, а статьи профессионалов – риэлторов и юристов. Профессионалы знали свое дело, но статьи писать в подавляющем большинстве не умели, и их тексты Марине зачастую приходилось не править, а переписывать. Не всегда это радовало авторов, да и Марину все сильнее раздражала необходимость делать чужую работу, причем править приходилось в редакции, сидя за компьютером в закутке, под шум и гам. Фактически ей сбрасывали заготовки, черновики, и, по совести, над статьями нужно было ставить 2 фамилии: автора первоначального текста - и ее. Пока дела у журнала шли успешно, Марина мирилась с недостатками своей работы. Но в последнее время зарплату стали задерживать, а премии отменили вовсе, и она принялась задумываться о поиске нового места. И когда возник вариант с издательством, занимавшимся специальной литературой – технической, медицинской и т.д., Марина приняла решение почти мгновенно, тем более, что муж ее полностью поддержал. Правда, его главный аргумент в пользу новой работы ее слегка удивил: - Ты сможешь работать дома, и это замечательно! Это то, о чем я мечтал! Перейдя в издательство, Марина и впрямь перешла на удаленный режим работы, как его называла ее непосредственная начальница. Раз или два в неделю она ездила в издательство, а остальное время работала дома за компьютером, решая текущие вопросы по телефону и электронной почте. Кирилл был в восторге, но Марина через несколько месяцев ощутила смутный дискомфорт. Зимой возможность сидеть дома в тепле воспринималась как дар судьбы (впрочем, Марина никогда не любила зиму), но когда пришла весна с ее ароматами и теплыми ветрами, ей определенно стало чего-то не хватать - то ли движения, то ли общения, то ли веселого шума центральных улиц. Внезапно Марина заметила, насколько сузилось ее жизненное пространство: дом – ближайший супермаркет – издательство и … и все, по сути. Только раз за всю весну она позволила себе партизанскую вылазку втайне от Кирилла – встречу с Наташей и Анжелой, и то ненадолго. Девчонки остались в кафе в торговом центре допивать кофе и трепаться, а она поспешила домой. Нет, не то. Что-то не то. Кирилл ее не понял. По его мнению, ее положение было самым завидным, самым выигрышным для женщины. «Никуда не нужно мотаться, сама выстраиваешь свой день, хочешь – полежала, хочешь – кофе попила, никаких конфликтов, стрессов – не жизнь, а рай! Ты чего, малыш? Да тебе все завидовать должны. Чем ты недовольна? Разве только мужчин вокруг тебя нет, ну тут уж извини. Некому глазки строить, задницей вертеть… Да, тяжело, понимаю. Но ничем помочь не могу». Слова Кирилла – не содержание, но тон – задели Марину. Вообще в последнее время муж стал не то чтобы грубее – но как-то проще, словно привычка упраздняла необходимость соблюдения правил этикета. Обычное дело в браке: постепенно супруги перестают «ходить на цыпочках», как во время медового месяца. Марина тоже была «грешна»: перестала, работая дома, каждое утро укладывать волосы и красить глаза, набрала несколько килограммов, отнюдь ее не украсивших. Так что на «опрощение» Кирилла она охотно закрыла б глаза, если б не форма, в которой оно проявлялось все чаще. А проявлялось оно в виде малопонятных намеков на каких-то поклонников, по которым якобы скучает Марина, причем из его реплик вырисовывался на редкость глупый образ жены: сексуально озабоченной дамочки, беспрерывно жаждущей флирта и развлечений. «А хорошо бы сейчас в ресторан с любовником, правда?» «Чудный вечер: как раз для свидания на природе!» «Ты стонала во сне: кто тебе снился, а? Явно не я!» Когда она попробовала обидеться, Кирилл обиделся в свою очередь и заявил, что она не понимает шуток. Но Марина не могла отделаться от ощущения, что это не шутки. Слишком навязчивыми они были, слишком напряженным тоном произносились. Что это? Неужели ревность? Но к кому? И с чего бы? Ведь нет никаких поводов ревновать. Повод, однако, представился быстрее, чем можно было предположить. Как-то в среду в самом начале лета Марине позвонил на мобильный некто Кобряков, один из постоянных авторов «Современного риэлтора». Кобряков работал в конторе, занимавшейся продажей недвижимости за границей, и, как выяснилось, написал книгу под названием «Покупка дома от А до Я». Теперь он хотел, чтобы Марина – за деньги, естественно, - вычитала и причесала его «опус». Объем и сроки работы Марину устроили; об оплате договорились быстро. Поскольку в четверг и пятницу Кобряков был занят, договорились встретиться в субботу, в два часа, в кафе. Когда Марина рассказала об этом мужу, рассчитывая встретить одобрение, лицо Кирилла переменилось. - У тебя с ним что-то было? – спросил он отрывистым голосом. - Господь с тобой, - искренне изумилась Марина. - Тогда почему он позвонил тебе? Что, в «Современном риэлторе» до сих пор нет технического редактора? Или ты единственный редактор в городе? - Он просто помнит меня, и всегда был доволен моей редактурой… - А чем еще он был доволен? - Кирилл, что с тобой? - Я не люблю, когда из меня делают идиота, вот что. - Ну хочешь, я прямо сейчас позвоню и откажусь… - Нет, ты пойдешь на встречу. Нехорошо подводить человека. Но пойдешь со мной. Марина хотела объяснить мужу, насколько комично будет смотреться его присутствие при сугубо деловом разговоре, но передумала, решив, что лучший способ развеять нелепые подозрения Кирилла – дать ему лично убедиться в отсутствии даже намека на роман между ней и Кобряковым. На беду, Кобряков вместе с рукописью и флешкой принес в кафе и букет цветов. Букетик был из дешевеньких, но Кириллу было достаточно и этого. Повернувшись к ней, он иронически спросил вполголоса: - Что, дальше будешь все отрицать? Видишь, какой у тебя хахаль культурный: цветочки принес, не то что муж, правда? - Я не знаю, зачем он их принес, - пробормотала Марина. - Зато я знаю. Так, значит, вы давно знаете мою жену? – обратился он к Кобрякову, на лице которого еще читалось легкое недоумение: Марина говорила, что придет одна. - Давно, года три. А что? - И хорошо знаете? – гнул свое Кирилл. - Да, как прекрасного редактора. - Прекрасного внешне и внутренне. И сегодня, конечно, вы пришли на встречу именно с редактором. - И рукопись принес, - Кобряков начинал понимать, что происходит, но попробовал все обернуть шуткой. – Увесистая, зараза. - О да, первый шедевр неведомого миру гения. Коньяк «Арарат», два по пятьдесят, и три кофе без сахара, - скомандовал Кирилл подошедшему официанту. – Я так понимаю, вы намерены этот шедевр издать? - Нет, - не сдержался Кобряков, - стены им оклею. Я не понял, что за вопросы? - Одну минуточку, - с издевательской вежливостью попросил Кирилл. – Я сейчас закончу сольное выступление. Так вот, если вы хотите предложить рукопись издательству, зачем вам частный редактор? У издательств свои редактора есть. - А вы, простите, кто? Издатель, редактор или специалист по книжному маркетингу? Что вас так волнует моя книга? Марина, сгорая от стыда, сидела ни живая ни мертвая. Боже мой, неужели Кирилл не понимает, на кого он сейчас похож? - Я законный муж, милейший. Законный муж. А ты кто? Отставной любовник, решивший пройтись по старым связям – авось где обломится? - Ааааа, - протянул Кобряков, - теперь все ясно. Мои соболезнования, Марина. - Да, это все, что тебе остается – съязвить напоследок. Потому что – не вышло! Кобряков встал, забрал свой пакет с рукописью и ушел, не прощаясь и не оглядываясь. Кирилл злобно засмеялся ему вслед. Зеленоватые глаза его заблестели, лицо раскраснелось. Официант принес поднос с коньяком и кофе. - Вот что, молодой человек, - обратился к нему Кирилл, - окажите нам маленькую услугу. Выбросьте вот это, - он брезгливо ткнул пальцем в злополучный букет, - в мусорник. Извини, родная, что делаю тебе больно. Ты ведь предпочла бы сохранить цветы на память о последней встрече? Не выдержав, Марина расплакалась. - Зачем ты меня позоришь? - Я? Тебя, любимая? Что ты, что ты, родная! Это ты попыталась меня опозорить, но не вышло. Хотя у тебя остается возможность тайных свиданий! Это так романтично – тайные свидания с любовником! - С каким любовником? – шептала Марина, глотая слезы. – Ты что, не видел, что он рукопись принес? - Умный человек всегда позаботится об отмазке. А он неглуп, наверно. Знаешь, он мне даже понравился. Высокий лоб, умные глаза. Но у него обручка на правой руке – он женат! Ты знала об этом? - О Господи… Пойдем отсюда, пойдем домой. - Зачем? Мне лично в этом кафе нравится. О, и коньяк недурен, не разбавлен. Мы стали редко в последнее время выходить вдвоем, так наслаждайся моментом. Правда, я не он – но что поделать! На обратной дороге озлобленно-оживленное настроение Кирилла сменилось молчаливой подавленностью. Он не слушал слов Марины, не отвечал на ее вопросы, а придя домой, заперся в своем кабинете и не выходил до утра. Марина не на шутку перепугалась и, как водится, обвинила во всем себя. «Нужны мне были эти деньги за эту идиотскую книжку!» Самобичевание было тем интенсивнее, что в деньгах Марина не нуждалась: Кирилл не был жаден и выдавал ей ежемесячно на хозяйство сумму, вдвое превышавшую реальную потребность в деньгах. Полночи Марина терзалась раскаянием, вспоминала исповедь Кирилла, так подло и неоднократно преданного, и в конце концов довела себя до сердечного приступа. К утру Марина ожидала чего угодно – скандала, развода, даже мордобоя, но Кирилл снова ее удивил. Выйдя из своего добровольного заточения, он обнял Марину и попросил прощения. - Прости, это я виноват во всем. Я в последнее время уделял тебе слишком мало внимания, был слишком занят, тебе не хватало любви и ласки, вот ты погналась за миражом. Но я все искуплю, я ж докажу, что я лучше всех… Изнервничавшейся Марине меньше всего хотелось секса, но она не стала спорить. И хотя в словах «погналась за миражом» ей послышались отголоски вчерашнего бреда, она не стала спорить. Лишь бы успокоился, лишь бы жизнь вернулась в нормальное русло. Всю следующую неделю жизнь действительно текла по нормальному руслу, заходя даже на территорию радости: во вторник Кирилл вернулся с работы с букетом роз в руках – а потом все сорвалось. В воскресенье супруги решили встать пораньше с тем, чтобы на весь день поехать на природу. Утро выдалось солнечное, обещавшее чудесный летний день, и около семи часов Марина, оставив Кирилла валяться и протирать глаза, в отличном настроении упорхнула в душ. Ее настроение достигло столь высокого градуса, что она даже принялась напевать какую-то чепуху, чего с ней не случалось довольно давно. Бодрая, свежая, полная энергии вернулась она в спальню с тем, чтобы растолкать лежебоку, и застала странную картину. Совершенно голый Кирилл стоял возле туалетного столика и смотрел тяжелым взглядом на телефонный аппарат. Плечи у него были опавшие, стан сгорбился, точно кто-то закинул ему на спину невидимый тяжелый мешок. Появление жены вызвало у него мгновенную саркастическую усмешку: - Твой любовник звонил. «Опять? – мелькнуло в сознании Марины. – Или его кто-то разыграл?» - Какой любовник, Кирилл? На часах было семь с четвертью утра. - А я знаю, какой из них? Он не представился. Услышал мой голос и бросил трубку. Телефон зазвонил снова, и оба вздрогнули. - Это снова он. Ну что стоишь? Возьми трубку, объясни человеку, что этот выходной ты посвятишь мужу. Внезапно обозлившись, Марина шагнула к телефону и сорвала трубку: - Алло! Вы почему звоните так рано в воскресенье? Но вместо ответа на вполне уместный вопрос послышались гудки: неизвестный (или неизвестная) на том конце провода явно развлекались. - Это какие-то придурки, ты же видишь, трубку бросают, кто бы не подошел к телефону! - А может, там что-то сказали, но ты бросила первая? - Хорошо, если позвонят в третий раз, иди на кухню и сними трубку там! - И пойду, - с легкой угрозой в голосе сказал Кирилл. После третьего звонка, прошедшего по уже знакомому сценарию, супруги отключили телефон и сели «разбираться в происходящем», как назвал ничтожный эпизод Кирилл, наконец-то напяливший на себя трусы, майку и шорты. Марина настаивала на версии телефонных хулиганов – скорее всего, детей или подростков, нашедших телефонный справочник и упражняющихся в мелком пакостничестве, пока мама спит. Кирилл стоял насмерть: это звонит любовник, который бросает трубку. - Но зачем?!!! Зачем ему звонить в воскресенье рано утром, когда даже идиоту ясно, что муж дома?!! И зачем звонить на стационарный, рискуя разоблачением, если есть мобильный? Кирилл, не сходи с ума! - Я-то в своем уме, а он мог обезуметь от ревности. Потому и звонит утром, воображая, что у нас был секс. Не понимаешь? Вы поссорились, так? Ты сказала больше не звонить ни на мобильный, ни на стационарный, так? А теперь представь его состояние. Любовница внезапно порвала с ним. Не отвечает на эсэмэски, мобильный отключен. Она снова с мужем, у них новый всплеск взаимной любви. Они всю ночь занимались сексом, как в 20 лет. А он сидит один на пустой кухне, обхватив голову руками, и курит, курит без конца. И ему кажется, что эта страшная ночь никогда не закончится. Но приходит рассвет, горький и безрадостный. Он больше не может обманывать себя: все кончено. Все, что он может, это набрать заветный номер и разбудить нас, спящих мертвым сном после безумного секса… Разбудить и бросить трубку. И так много-много раз. Дошло теперь? Широко распахнутыми глазами Марина смотрела на мужа, смотрела зачарованно и обреченно, как откормленный кролик на матерого удава. Никогда она бы не подумала, что Кирилл, жестковатый бизнесмен, поднаторевший в продаже спортивного инвентаря, но чуждый лирической стихии, способен на подобные стихотворения в прозе. - Удивлена? Спрашиваешь себя, откуда я это знаю? Из жизни, дорогая, из жизни! - Ты так сидел и курил до утра? – тихо спросила Марина. - И звонил. Так что, как видишь, для меня в любви загадок нет, я был по обе стороны баррикад. Я был и обманутым мужем, и любовником, и я все это ненавижу! Я ненавижу ложь, я от нее задыхаюсь! Почему бы не сказать правду, если я тебе все уже простил? - Нет у меня любовника! НЕТ! - НЕ ОРИ! Чем громче ты орешь, тем сильнее я убеждаюсь, что во всем прав. - Но это же абсурд! Кто этот любовник? Кобряков, что ли? - А почему бы не он? - Кирилл, я с ним не общалась почти год! - Ну, сказать можно все, что угодно. Я ж не поеду к нему выяснять. Мне одной встречи хватило. - Блин, про эту встречу я сама тебе сказала! Как ты думаешь, будь он моим любовником – зачем мне тебя информировать? - Потому что он решил попользоваться не только твоей вагиной, но и головой, и всунуть тебе рукопись. Я б все равно ее увидел и начал расспрашивать. И вы решили опередить события, представив его в невинном виде клиента. Марина, меня не обманешь, заруби себе на носу! - Но зачем мне он вообще? – выдыхалась Марина, подавленная количеством абсурда, сыпавшегося ей на голову с необычайной скоростью. – Я счастлива с тобой, мне хватает секса, мне всего хватает! - А что, у страсти есть логика? Что, чувство можно логически обосновать? Пробежала искра – и все… - Слушай, мы знакомы несколько лет. Если бы искре суждено было пробежать, она давно бы… - Ааа, так это давняя связь? Еще до знакомства со мной? Кажется, понимаю. Он женат, вы встречались изредка, может, раз или два в месяц, потом тебе надоело, тем более, что я появился… - Кирилл, ты меня доведешь до психбольницы! - Нет, это ты меня доведешь! Почему бы не сказать правду? - Какую? - Что ты мне изменяла! - Потому что я не изменяла! Чего ты от меня хочешь, твою мать! Считаешь, что я тебе изменила – разводись! - Я хочу, - неожиданно спокойно сказал Кирилл, - чтобы ты сама позвонила Кобякову и сказала, что между вами все кончено. По-моему, это требование нельзя счесть чрезмерным. - У тебя паранойя! Да, это называется именно так. - Короче, я сказал. Решение за тобой. Но заруби себе на носу: пока ты не очистишься от лжи, я с тобой разговаривать не буду. Это бесполезно. Ты выкручиваешься, и тебе плевать, что у меня внутри. И Кирилл впал в молчание, еще более драматическое, чем его фантазии. Разумеется, никто никуда не поехал, и солнечное воскресенье, от которого так много ожидали, супруги провели дома: муж часами смотрел спортивный канал, жена плакала в ванной. В понедельник ничего не изменилось, за исключением того, что Кирилл пошел на работу (молча), и Марина могла поразмыслить над происходящим в одиночестве. Поворачивая слова Кирилла так и этак, она пришла к выводу, что муж настолько твердо убежден в ее романе с Кобряковым, что разубедить его вряд ли удастся. Может, кто-то что-то ему наговорил? Но кто и что? Кто-то из бывших коллег? Но зачем? В редакции у нее не было не только врагов, но даже недоброжелателей. И, главное, она уже там не работает! К чему пакостить бывшему сотруднику, ушедшему мирно и полюбовно? Или напакостить хотели Кобрякову? Но тогда звонили бы его жене… К полудню вторника ценой неимоверных умственных усилий Марина придумала более-менее правдоподобную версию. Скорее всего, Кирилл как-то увидел издалека на улице женщину, похожую на нее, Марину, вместе с мужчиной, похожим на Кобрякова. То есть он тогда Кобрякова не знал, и обратил внимание на женщину, которую спутал с ней. Догнать этих мужчину и женщину он не успел, и в ошибке не убедился. И потому, когда он увидел Кобрякова, то вообразил, что это тот мужчина, которого он якобы с ней видел. Уф. Наконец-то вроде все проясняется. Однако Наташа, единственная из подружек, кому она рассказала о последних событиях (при условии соблюдения строгой тайны), в правдоподобной версии усомнилась. По ее мнению, Кирилл был не более и не менее как патологическим ревнивцем, от которого ничего хорошего ожидать не стоило. - Дальше будет только хуже, - убежденно сказала Наташа. – Плавали, знаем. Все приметы на лице. При этих словах Марина вспомнила, что Наташа, вообще-то, никогда не блистала интеллектом; но, как показали дальнейшие события, она была совершенно права. В среду Марина с утра пошла в супермаркет – каков бы не был накал доморощенной трагедии, а есть хочется всегда. Поглощенная своими размышлениями, она не обращала внимание на окружающую действительность, тем более, что обращать было не на что: с утра в супермаркете почти не было покупателей. Выкладывая из тележки продукты, она подняла голову и совершенно случайно бросила рассеянный взгляд вдаль, на выход – и вдруг заметила, что за стендом с ячейкам для сумок и пакетов как будто стоит Кирилл. Стопроцентно ручаться она не могла – как почти все люди, много работающие с текстами, Марина была близорука, хотя и надевала очки только для работы – но сходство было поразительным. Увы, кассирша, как назло, работала медленно, и когда Марина наконец расплатилась и, подхватив тяжелые пакеты, поспешила к стенду, за ним уже никто не прятался. Марина сообразила заглянуть на стоянку – но машины мужа там не обнаружилось. Значит, ей или почудилось, или Кирилл действительно следит за ней и дошел в искусстве слежки до такого уровня, что ставит машину поодаль, чтобы объект ничего не заметил. Собственно, ничего сенсационного в этом открытии не было, но новое подтверждение идеи фикс мужа стало той последней соломинкой, которая сломала спину верблюда. Дома Марина проревела несколько часов и приняла решение, показавшееся ей единственно верным: признать несуществующую вину и выполнить требование мужа – раз уж другого способа нет. Что подумает о ней ни в чем не повинный Кобряков, ей было уже все равно. Сведет их снова жизнь – объяснит, в чем дело; нет – тем более не имеет смысла париться. Вопреки ожиданиям Марины, вечерний звонок с мобильного Кобрякову со скороговоркой «Больше-мне-не-звони-между-нами-все-кончено» (вспоминая этот позор, Марина и спустя годы заливалась краской стыда) не принес мира. Кирилл, правда, снова начал говорить – но уж лучше б он молчал. Выбив из жены признание в «измене», он приобрел в собственных глазах право без конца разглагольствовать о «женской подлости», «врожденном бл… стве», «черном круге измен» и себе –последнем рыцаре, полжизни безуспешно искавшем ту, единственную, которая не предаст – но обманутом последней надеждой. Что характерно, все это говорилось в совершенно трезвом виде. Действия Кирилла так же не оставляли пространства для оптимизма. Мобильный Марины был временно конфискован «для проверки» - да так и не вернулся к владелице. Пришлось купить новый и прятать его со всей возможной тщательностью. Стоило Марине купить себе дешевую туалетную воду (в том же супермаркете), как ее обозвали «прощальным подарком любовника» (Марина уж и не спрашивала, какого), и выбросили в мусорное ведро. Модем был куда-то спрятан под предлогом «нечего переписываться с любовниками по емейлу». Аргументы больше не действовали, да и устала Марина что-либо доказывать. Она похудела, подурнела, стала плохо спать ночами. И то – как можно спокойно спать рядом с человеком, который подозревает тебя черте в чем? Зеленая лужайка, по которой они так радостно и беспечно шли в первые недели супружества, превратилась в заминированное поле, по которому надо передвигаться с максимальной осторожностью, ибо не знаешь, где рванет. Какая реплика станет поводом для нового потока обвинений? Какой поступок вызовет очередную волну подозрений? Что вообще творится в голове у этого человека? Наташа назвала его «патологическим ревнивцем», но Марина долго сомневалась. Ревнивец – это Отелло, страстный мавр, одинаково неукротимый в любви и ненависти. Он переживает за свой возраст и цвет кожи, он поддается нашептываниям Яго… А чего переживать Кириллу? По-настоящему, это ей надо переживать и ревновать: в их возрасте мужчин, да еще более-менее приличных, куда меньше, чем женщин. Он – куда более ценный «объект» на брачном рынке, чем она. Но переживает он, ворочается ночами, снова начал курить, почернел и извелся. А она страдает потому, что не знает, как ему помочь. Да, когда-то его обманули, предали. Но неужели одно предательство способно ослепить человека на всю оставшуюся жизнь? Впервые о разводе Марина задумалась, когда Кирилл потребовал, чтобы она уволилась с работы. Причина была самой серьезной: ей позвонил домой мужчина – завотделом компьютерной литературы. В воспаленном сознании Кирилла он немедленно превратился в нового любовника. - А я-то, дурак, все грешу на Кобрякова – а ты его уже и забыла! Кобряков с самого начала был для отвода глаз! Ты и его обманывала, как меня! Глаза Кирилла были совершенно безумными. Марина смотрела в них и не понимала: как? Как за один год тот настоящий мужчина, в которого она влюбилась до безумия, мог превратиться в монстра? Или звоночки были и прежде, но она их не слышала или не хотела слышать? Из квартиры Кирилла, куда она переезжала год назад с такой радостью, Марина выбиралась украдкой, как воровка. И так же украдкой, оглядываясь по сторонам, пробиралась по перрону к поезду – ибо Кирилл, узнав, что она подала на развод, пришел в пьяном виде к Наташе, у которой она нашла временный приют, и едва не выбил двери. Для охлаждения страстей Марина решила провести отпуск у мамы и сестры, но только когда состав тронулся с места, она успокоилась. И всю долгую дорогу в ее сознании вертелись строки, и четкому ритму бессмертных стихов вторил стук колес: То – чудище с зелеными глазами, Глумящееся над своей добычей. Блажен рогач, к измене равнодушный; Но жалок тот, кто любит и не верит, Подозревает и боготворит! © Елена Шерман |
|
|
