16.11.2017 Сватовство |
 Ровно в восемь вечера в квартиру позвонили. Он ждал этого звонка: сосед, работавший в «Водоканалтресте», обещал прислать сотрудницу, чтоб снять показания водного счетчика. Поэтому, сорвавшись с кресла перед телевизором, он бегом бросился к двери и открыл ее, даже не спросив «Кто там?» и не посмотрев в глазок. Уже когда он раскрывал отпертую железную дверь, у него мелькнул обрывок мысли, что он поступает несколько легкомысленно и за дверью может оказаться совсем не сотрудница «Водоканалтреста», но распахнув дверь, он тут же успокоился и даже удивился. Перед ним стояла высокая женщина с красивой прической из коротких вьющихся волос в черном кожаном пальто, слишком уж хорошо выглядящая для скромной служащей. – Вы Кукушкин Сергей Васильевич? – спокойным голосом спросила женщина. Лицо у нее было тоже спокойное и довольно красивое, насколько он успел рассмотреть. – Да, это я, вы попали туда, -- он гостеприимно посторонился и сделал приглашающий жест рукой. Женщина вошла, он закрыл дверь. – Пожалуйста, туалет у меня там, -- Кукушкин указал на белую дверь в конце коридора. – Счетчики возле унитаза на трубе справа… – Мне не нужны счетчики, -- также хладнокровно сказала женщина, повесив пальто на вешалку и внимательно осмотрев себя в зеркале в прихожей. – Я Наталья Викторовна Виноградова. С этими словами Наталья Виноградова круто повернулась к растерявшемуся Кукушкину, словно желая проверить, какое впечатление на него произведет ее имя. – Это какая-то ошибка… -- замялся он. – Я ждал женщину из «Водоканалтреста» счетчики проверить… А вас я не знаю. Вы что-то спутали. – Нет, что вы, -- очаровательно улыбнулась женщина. – Я никогда ничего не путаю. Это вы немного запутались в жизни. Но ничего, я вам помогу. Пойдемте в гостиную, нам предстоит серьезный разговор, -- с этими словами незнакомка Виноградова бодрым шагом направилась в ту комнату его двухкомнатной квартиры, которая и впрямь играла роль гостиной. Кукушкину ничего не оставалось, как пойти за ней. «Это какая-то аферистка, -- мелькнуло у него в голове. – Я читал про таких мошенниц. Надо ее немедленно выставить». – Вот что, женщина, -- сказал он, войдя в гостиную, -- Виноградова вы или Персикова, вам лучше уйти. А то я… – Что? – без интереса спросила Наталья Викторовна, усаживаясь в кресло. – Да сядьте вы, не стойте как столб. «Вот нахалка! С такой надо построже». – Вон! – и тою же правой рукой, которой только что он делал приглашающий жест, Кукушкин сделал не менее красноречивый жест: «Выметайся!» – Хамить не надо, -- деловито сообщила женщина. – Хамство только все усугубит, а ваше положение и так достаточно скверное. Я тетка Кати Грушко. Услышав это имя, Кукушкин напрягся, перестал размахивать руками и скрестил их на груди. Проще всего было бы сказать, что никакой Кати он знать не знает, но как-то не получилось. Виноградовой его молчание явно понравилось. – Ага, молчите… Знакомства с Катей, значит, не отрицаете. И правильно. Чего уж там отрицать, когда девчонка на четвертом месяце. – Это вас не касается! – обрел дар речи Кукушкин. – Что еще вы мне сообщите? Пожалуйста, я слушаю. Мне очень интересно. – Вот то и сообщу: мои отношения с Катей – только наше дело, и посторонним нечего совать сюда свой нос. И попрошу вас удалиться. Мы с Катей как-нибудь сами разберемся… – Вы уже разобрались: сказали дурочке «делай аборт и забудь меня». – Послушайте… – Нет, уж вы послушайте. Как эта ситуация выглядит в ваших глазах, я уже знаю. А теперь вы узнаете, как она выглядит в моих глазах. Вам тридцать лет, вы были женаты и развелись, живете один, работаете в СП «Лотос». Тихо, тихо, я это говорю не для того, чтоб освежить в памяти вашу биографию, а для полноты картины. Итак, вы взрослый опытный мужик, случайно знакомитесь с семнадцатилетней невинной дурочкой. Что сделал бы порядочный… да ладно, хотя бы умный человек? Узнав о ее возрасте, невинности и происхождении из приличной семьи, немедленно б слинял, как бы сильно не нравились ему нимфетки. Потому что умный человек в первую очередь не хочет лишних проблем. А вы затаскиваете девчонку в постель. Да помолчите вы, я знаю, что она сама хотела. И если честно, за это вас особенно не виню. Но вот за то, что вы от презерватива отказывались – удавила б собственноручно. Да, да, я все понимаю. Без резинки приятней, а тут твердая гарантия, что не заразишься – девочка свеженькая, чистенькая, и бесплатно! Но учтите, милый мой: период бесплатных пирожных в нашей стране закончен. За все нужно платить. – Слушайте, а вы не на базаре работаете? У вас интонации торговки… -- попытался съязвить он, хотя происходящее все меньше вызывало в нем иронию и все сильнее – тревогу. – За невинных малолеток платят только двумя способами: или большими деньгами, или штампом в паспорте. Третьего не дано. – Ну, если вы об этом, можно было обойтись без долгих монологов. Я на Кате не женюсь, и даже не желаю обсуждать эту тему. – А вас никто не спрашивает про ваши желания. Вы уже нажелались. Катя не будет начинать свою женскую биографию с аборта. Помимо многих других причин, у нас в роду неблагополучно по-женски, и второй беременности у Кати может просто не быть. – Это ее дело, -- он пожал плечами. – И вообще, это отдает таким средневековьем… – Нет, это еще не средневековье. Средневековье будет чуть погодя. Так вы отказываетесь от отцовства? Скажете, что это не ваш ребенок? – Не знаю, мой или нет. Мне ребенок не нужен, и Кате тоже. Ей надо поступать в вуз, учиться… – Ничего, учатся и с детьми. Подумаешь, год-два потеряет! Да и с малышом есть кому сидеть: и сестра работает посменно, и мама наша прекрасно себя чувствует… – Сидите! Я вам не мешаю, -- он пренебрежительно передернул плечами. – Но меня не уговаривайте. – Что? – Виноградова приподнялась на кресле, и впервые за полчаса на ее лице отразились сильные эмоции. – Уговаривать? Я вас? Да, -- успокоившись, она снова откинулась на мягкую спинку кресла, -- вы, верно, и впрямь умом не отличаетесь. Плюс неадекватное восприятие действительности. Муж из вас, конечно, не ахти, но ничего, мы не гордые. Спрашиваю вас со всей ответственностью: вы женитесь на моей племяннице? – Нет, конечно. И со всей ответственностью прошу вас уйти. Мне это надоело. – А как же мораль? – Какая мораль? – Как же универсальные законы человеческой этики? – Слушайте, женщина… – Меня зовут не женщина, а Наталья Викторовна. – Меня не интересуют ваши личные данные. Моя жизнь – это только моя жизнь, ясно? И я никому не позволю в нее лезть, ясно? Вы мне указывать не будете, ясно? А теперь – шагом марш отсюда. – У-у ты какой, -- свила губы трубочкой Виноградова. – Голубок разбушевался. Ой, как страшно… – Я не шучу, -- все это время стоявший, прислонясь к дверному косяку Кукушкин сделал шаг к креслу с противной гостьей. – И что мы сделаем? Лапки мне повыдергиваем? – Нет, ножки оторвем! Пошла отсюда! – крикнул он, подходя к Виноградовой. – Не горячись, мой гномик, -- ласково улыбнулась женщина и достала с ловкостью фокусника из своей лаковой сумочки сложенный вчетверо листок бумаги. – Прочти, моя ягодка. Чтение просвещает юношество. Он хотел было разорвать бумажку, но благоразумие пересилило. На листке было написано заявление гр-ки Виноградовой Н.В., 1967 года рождения, русской, беспартийной, проживающей по адресу Зеленая, 7, кв.56 и т.д., на Кукушкина С.В., с обвинением его в нанесении телесных повреждений средней тяжести. Заявление было помечено завтрашним числом. – Я, конечно, могу уйти, моя рыбка, но пойду я не домой, а к дежурному врачу в травмопункт. Пока я дойду, у меня глазик заплывет и тельце синяками покроется, так что справку мне выдадут без заминки. А оттуда я прямиком в ближайшее отделение милиции. – Шантажистка! – Развратник, трус и халявщик! Но это в настоящем. А в ближайшем будущем – зэк! – Дура! – он разорвал-таки бумажку на клочки и растоптал ногами. Как жаль, что нельзя то же проделать с этой стервой! Какая глупость, что он впустил ее! Мерзкая баба. Но он не поддастся на ее шантаж. Ни в коем случае нельзя уступить даже в мелочах, а то она решит, что он ее боится. А он плевать на нее хотел, ничего она ему не сделает. – Никто тебе не поверит! Мотива нет! Я тебя вижу первый раз в жизни, и кто вообще видел, что ты заходила в мою квартиру? – Никто, мой козлик! – продолжала нежно улыбаться Виноградова. – Ха! Хочешь взять на арапа! Думаешь, на дурака напала! Блефуешь и думаешь, что я испугаюсь! Чихал я на твои бумажки, на тебя и на твою дуру-племянницу! Вали отсюда! Чем громче он орал, тем нежнее улыбалась Виноградова. Под конец она встала и с совершенно зефирной улыбкой положила на журнальный столик еще одну сложенную бумажку. – Чао, мио кретино, как говорят итальянцы. Встретимся в суде. Он развернул бумажку, ожидая увидеть второй экземпляр идиотского заявления. Это и впрямь было заявление, но другое. Это было заявление об изнасиловании несовершеннолетней Грушко Е.И. им, Кукушкиным Сергеем Васильевичем. Конечно, он сразу понял, что это очередной блеф и ложь. Но почерк и подпись были Кати, он знал этот круглый детский почерк – как-то она заявилась к нему домой без предупреждения (за что получила хорошую взбучку) и, не застав, оставила записку… – Эй, погодите! – он догнал шантажистку уже в коридоре. Она стояла возле вешалки, но надевать пальто не торопилась – явно не хотела уходить. И это внушило ему оптимизм. – Вам не стыдно? – Мне? – Да, вам! Это вы заставили Катю написать эту ложь? – Я. – И зачем? Чего вы этим добьетесь? Кто вам поверит? – Все. Он хотел сказать «Да вы врете, никакого заявления вы не понесете», но, взглянув ей в глаза, понял, что понесет, и сказал другое: – Ну да! Полгода я ее насиловал, да? Изнасиловать можно раз, а Катя ходила ко мне регулярно… – И кто это подтвердит? Наша версия такая: познакомились, пригласил домой, девочка сглупила, пришла, изнасиловал и приказал молчать, пригрозив разными ужасами. Девочка испугалась, поверила и молчала, пока живот расти на начал. Просто, убедительно и доступно даже детям среднего школьного возраста. – Чепуха! Ничего не убедительно! Я Катю не насиловал, она добровольно со мной встречалась! Я найму адвоката и вас привлеку за лжесвидетельство! – Да, согласна, это звучало б неубедительно, если б вы были любовниками, то есть ваши отношения походили б на нормальный роман. Но вас, Кукушкин, сгубило ваше жлобство. Вы относились к Кате, как к игрушке, как к вещи, вы полгода, пардон, ее толкли и даже на «Макдональдс» не расщедрились! В каком кафе вас видели вместе? Ни в каком. Кто из ваших друзей знал о Кате? Никто. О родителях и говорить не приходится. Конечно, вы страшились минимальной ответственности, это было так удобно: никто не видел, не знает, и пусть она потом докажет! Но на всякого мудреца довольно простоты. Вы не сумеете доказать, что виделись с Катей после изнасилования. И тут вам крышка. Впервые за время этого странного разговора Кукушкин ощутил страх. Мерзкая баба была права. Он может и не суметь опровергнуть это гнусное обвинение. И что тогда? – Да кто будет этим заниматься? – пытался защищаться он, борясь с подступающим к сердцу холодом. – Здрасьте! Какому следователю помешает премия за быстро раскрытое дело? А тут ведь следствие не затянется, это уже видно. Опять же план выполнят… – Слушайте, вы, -- заорал он, не на шутку перепугавшись. – Вы можете стряпать какие угодно гнусные дела, но я так не сдамся. У меня есть деньги, я найму адвокатов, я свидетелей найду… – Милый мой зятек, и у меня есть деньги! – ласково усмехнулась Виноградова и развела руками. – Деньги здесь не при чем. Ты самый главный факт опровергнуть не сможешь: генетическая экспертиза стопроцентно покажет, что ребенок – твой! – Пусть мой, но вы не докажете, что я взял ее силой! Не докажете! Нет свидетелей! Только ее слово против моего! А я все объясню, что она просто хочет женить меня на себе. И не идут с заявлением об изнасиловании через несколько месяцев, тут вы просчитались! – Может, у нас на руках не все козыри, но тебе вообще бить нечем. Кукушкин, ты сядешь, даю тебе слово. Знаешь, сколько таких дел бывает ежегодно? И все они заканчиваются одним – зоной. Ты получишь от семи до двенадцати лет – за несовершеннолетнюю. Ст.152 УК Украины, часть третья. Ему стало тошно, но он ничего не нашел ответить, кроме жалкой реплики: - Ты уже и статью узнала? – Но еще до суда ты в общей камере станешь петухом. Ты даже не представляешь, какие унижения и страдания тебя ждут! – А ты? Ты представляешь? Кто ты будешь после этого? – Сваха, мой голубчик. – Сваха?! – он засмеялся нервно, громко, на грани истерики. – Сука, а не сваха. Как так можно, неужели вам не противно – заставлять мужчину жениться под угрозой суда и тюрьмы! Виноградова вдруг приблизилась вплотную к нему (они все стояли в коридоре) и заговорила тихо и очень серьезно: – Я Катю застала с упаковкой демидрола в руке, дурочка травиться хотела. И тогда я заставила ее написать эту бумагу и пообещала тебя вернуть. Потому что поняла, что речь идет о жизни и смерти. А мне моя племянница дорога. «Катя! – мелькнуло в его мозгу. – Надо поговорить с ней. Да, это единственный выход. Обмануть эту мегеру и уговорить дурочку не делать глупостей… Спокойно, Сергей, спокойно. Главное – овладеть голосом и говорить убедительно. Другого пути нет, убить эту ведьму ты ж все равно не сможешь». – Наталья Викторовна, -- как мог спокойно начал он. – Да, я признаю, я поступил не совсем этично. Не буду оправдываться, речь сейчас не об этом. Но и вы выбрали не тот путь. Вам следовало не угрожать – это, простите, вообще женщине не идет, а… – Плакать и унижаться? Нет, плакать будешь ты, обняв парашу. «Убил бы! Но не сумею…Гадина!» – Наталья Викторовна, давайте без оскорблений. Я вас не оскорблял. Я согласен подумать, мне надо разобраться в своих чувствах… – Поздно, поздно пить боржоми. Ребенок скоро шевелиться начнет. – Но такие вещи с бухты-барахты не делаются! – Да пошел ты! Думаешь, -- и в красивых светлых глазах Н.В. загорелись дьявольские огоньки, -- я не знаю твоих планов? Заморочу голову, отговорю нести заявление, там увижусь с Катькой и навешаю дуре лапшу на уши, зарисуюсь с ней, может, даже сфотографируюсь в обнимку – исправлю допущенную ошибку! – а там прости-прощай! «Ведьма!» – Конечно, я должен увидеться с Катей. А то как же? – В загсе, милый, все в загсе. Завтра ровно в девять утра ты будешь или в загсе заявление подавать, или следователю рассказывать, как ты ее насиловал. Кукушкин стиснул кулаки и ринулся в новую атаку. Отчаяние придало ему сил, и он заговорил сперва почти грозно: – А ты не боишься прижимать человека к стенке? Я ведь тоже могу пойти на крайние меры! – Что, наймешь киллера, чтоб убил твоего не родившегося ребенка вместе с матерью? Так, что ли? То-то Катьке эта фраза понравится, а то она все сомневалась, что ты подонок. – Если я подонок, то зачем я вам? Зачем Кате такой муж? – Любит она тебя, дурочка. А как по мне, вы все одним миром мазаны, какая разница, ты или другой. – Гениальная логика! Одна любит так, что готова упрятать за решетку, вторая убеждена, что мужики сволочи! Конечно, из личного опыта. – Нет, у меня все мужики шелковые. Но ты не отвлекайся, мы ж твою судьбу обсуждаем, а не мою. Возьмем самый благоприятный для тебя вариант: доказать твою вину не удается, тебя освобождают в зале суда. Но выходишь ты уже а) сломанным неврастеником; б) безработным; в) нищим: г) потерявшим всех друзей и, возможно, родителей. А позор! А скандал! И ради чего все это? Оно тебе надо? Ладно б ребенок был не твой или Катька была б шалава, а то ведь лучшей жены тебе не найти. Молоденькая, глупенькая, что хочешь, то из нее под себя и вылепишь. Чего ломаешься? Хочешь показать свою мужскую независимость? Считай, что уже показал. Кукушкину тем временем пришел в голову новый аргумент. – А какой Катя выйдет из зала суда? С репутацией изнасилованной – раз, с испорченными нервами – два, с ребенком на руках – три… Об этом вы ее предупредили? Что даже если меня посадят, ей легче не станет? Общество у нас патриархальное… – Да, Кате придется нелегко, -- твердо сказала Виноградова. – Но вам – еще хуже. А Катя уедет на год в Хмельницкий к родне, постепенно все забудется, сотрется, через пару лет никто и не вспомнит, что с ней случилось. Мир велик, и перед ней вся жизнь впереди. А вот ваша жизнь закончится в любом случае. – Да зачем я вам нужен? Грех прикрыть? Какой из меня муж и отец? – А мы научим, как быть мужем и отцом. И причем здесь грех? – Зачем вам этот брак? – Перестаньте задавать риторические вопросы, вы глупы, но не до такой же степени. – А если я соглашусь признать ребенка своим? – Вы историю учили? – Какую еще историю? – Древнего мира. Перед битвой под Гавгамелами Дарий послал Александру первое предложение о мире. Тот ответил: «В мире не может быть двух солнц: покорись или бейся». Тот струсил и прислал предложение полцарства. И Александр ответил: «Ты предлагаешь мне то, что тебе уже не принадлежит!» Понял? Ты нам не кинешь подачку отцовства: отцом тебя все равно запишут и алименты ты будешь платить в любом случае. – Ха! И из зоны? Нет, вы действительно странная женщина… -- он помотал головой, вдруг зашатался – напала внезапная слабость – и почти упал, плюхнулся на тумбочку для обуви. – Короче, мальчик, я устала. Загс № 9, ул. Леси Украинки, завтра ровно в девять у входа, не опаздывать. Одна минута – и ты опоздал навсегда. Понял? Спокойной ночи и приятных сновидений. С этими словами она надела пальто, прошла мимо него в гостиную, забрала заявление Кати и обрывки своего (он сидел и ошалело смотрел перед собой), бодрым шагом направилась к двери, мгновенно открыла замок и тихо, вежливо закрыла дверь. Но, поскольку дверь была железная, беззвучно не получилось, и этот лязг заставил его вздрогнуть: ему померещилось, что за ним захлопнулась дверь СИЗО. И тут же перед глазами встало лицо Кати во время последнего их свидания: жалкое, растерянное, с болью в глазах… Господи, что же теперь делать????????????????????????????????????? … В перерыве между второй речью тамады и криками «Горько!» он наклонился к Виноградовой, сидевшей по правую руку от молодых, и тихонько сказал: – Я ведь так и не знаю, милая родственница, где вы работаете. А очень интересно бы узнать, откуда… – Как, разве Катя не говорила вам? – перебила его Наталья Викторовна, вскинув тонкие изогнутые брови. – Я преподаю в университете деонтологию. – А что она изучает, любимая родственница? – Моральные ценности, милый зять. © Елена Шерман |
|
|
